Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]

Впереди над заветным гребнем из мутной мглы внезапно возникла сгорбленная фигура, и лейтенант, карабкавшийся по склону, вдруг с ужасом осознал, что этот человек одет не в форму морской пехоты США. На нем был камуфляж песчаного цвета со светло-коричневатыми разводами, голову и нижнюю часть лица покрывала матерчатая повязка, в руках незнакомец сжимал автомат системы Калашникова с потертым прикладом и рыжеватым пластиковым магазином.

Фигура иракского бойца на миг застыла — припав на колено, он выцеливал кого-то в окружающей мгле, и вдруг автомат в его руках звонко выплюнул длинную очередь, озарив пространство вокруг злобным хоботком пламени, пляшущим в узких прорезях ствольного компенсатора.

Вне поля зрения Ричардсона раздался громкий болезненный вскрик, и это вывело лейтенанта из секундного замешательства. Вскинув «М-16», он потянул тугую скобу, и автоматическая винтовка преданно ответила тремя ритмичными выстрелами, которые прервал сработавший механизм отсекателя очереди.

Герберт был скверным стрелком, но промахнуться с дистанции в несколько метров было практически невозможно: выпущенные им пули угодили в плечо и голову врага, заставив того конвульсивно дернуться, одновременно разворачиваясь на одном месте.

Он умер, вряд ли успев осознать факт собственной смерти, но Герберт впитал его короткую агонию каждой клеточкой своего тела.

Ему казалось, что нет больше ни прошлого, ни будущего, остался только этот миг, застрявший где-то посреди вечности: искаженное судорогой чужое лицо с кровоточащей раной вместо левой глазницы, белеющие на глазах губы, вытянувшиеся бескровной линией, разжавшиеся пальцы, падающий в песок автомат и ноги, безвольно подгибающиеся в коленях.

Наваждение сгинуло так же внезапно, как и возникло, — тело убитого еще оседало на забрызганный кровью песок, а лейтенант уже инстинктивно рванулся вперед, будто в его жизни насильственная смерть являлась обыденностью, вот только мышцы лихорадило да перед глазами еще несколько мгновений стоял призрак изуродованного агонией незнакомого лица.

Он оступился, упал, снова вскочил, дав две или три очереди по теням, что грезились вокруг, потом в поле его зрения попали руины дома, за которым чадно горели чужие танки, и он побежал к скособоченному двухэтажному строению с провалившейся внутрь крышей.

Картины, которые успевал зафиксировать взгляд, казались Герберту тусклыми, расплывчатыми, ветер дул порывами, поднимая в воздух тончайшую пыль, похожую на коричневатый туман, застилающий окрестности. Страшась потерять единственный ориентир, лейтенант сосредоточил свой взгляд на руинах дома. Он приближался к строению с наветренной стороны. Клубы мельчайшей песчаной взвеси, вырываясь из-за спины, то и дело застили все вокруг, снижая видимость до одного-двух метров, и в конечном итоге он был вынужден остановиться, потеряв ориентир.

Пока лейтенант медлил, пребывая в нерешительности, где-то рядом отчетливо ударил пулемет: ритмичный грохот длинной, непрерывной очереди проник в сознание, заглушив все остальные звуки. В этот момент клубы пыли наконец начали рассеиваться — очередной порыв ветра приподнял эфемерное покрывало, и он увидел, что заветные руины уже совсем близко, до них оставалось пробежать всего метров сто.

На поверку оказалось, что группа придорожных строений вовсе не является населенным пунктом. Единственный двухэтажный дом, к которому стремился лейтенант, окружали приземистые одноэтажные постройки с выбитыми витринными окнами — наверняка это был мини-маркет, совмещенный с рестораном быстрого обслуживания, а чуть дальше смутно виднелись плоские крыши нескольких отдельно стоящих домиков небольшого кемпинга, огороженного разбитым бетонным забором. Эти мимолетные, обрывочные наблюдения, наводящие на мысль, что тут до оккупации проживала семья кувейтского бизнесмена, скользили на периферии сознания, которое в этот миг сосредоточилось на иных, более острых ощущениях. Герберт бежал, расходуя последние силы, он задыхался, резь в груди казалась нестерпимой, организм, не приученный к моментальным физическим нагрузкам, не выдерживал ритмики боя, хотя вряд ли происходящее вокруг можно было обозначить таким емким термином.

Нет, это был не бой: разрозненные группы людей перемешались по определенному пространству, одинаково дезориентированные внезапной артподготовкой, дымом от горящих нефтяных скважин и усилившейся песчаной бурей. Сталкиваясь лицом к лицу, они вступали в скоротечные кровавые схватки или же просто расходились, не заметив друг друга из-за скверной видимости. Остатками иракского подразделения и уцелевшими бойцами армии США руководили не планы наступления и обороны, не тактика, не воля командиров, а единственное желание — выжить.

Это удавалось далеко не всем. Герберт не мог с точностью сказать, сколько человек поднялись вслед за капралом, но в прорехах стелющихся вдоль самой земли пылевых облаков он видел, как справа от него внезапно упали двое солдат, подкошенные кинжальным огнем бьющего из мглы пулемета, а затем неожиданно пришел и его черед.

Поначалу, когда что-то с силой ударило в бедро левой ноги, он почувствовал лишь жар, бежать стало трудно, потом мышцы не выдержали, колено бессильно подломилось, и он неловко упал на бок, по инерции прокатившись несколько метров.

Режущая боль пришла в тот миг, когда он взглянул на свою ногу. Ткань униформы в районе бедра была распорота, будто по ней полоснули ножом, а из прорехи пульсирующей струйкой била кровь.

Он не вскрикнул, лишь сознание вдруг поплыло, теряя остроту восприятия, но Герберт уже перешагнул некий внутренний порог, когда страх и растерянность истончились, отошли на второй план под жестким прессингом стремительных событий. Лейтенанту казалось, что он утратил всякий осмысленный контроль над собственным телом, и не рассудок в данный момент руководил рефлексами, а наоборот, словно древние участки мозга, доставшиеся нам от первобытных предков, внезапно перехватили управление, заставив его машинально зажать рану рукой и ползти, теряя остатки сил на последних метрах, отделявших Герберта от спасительного укрытия.

Дверной проем здания был перегорожен рухнувшими обломками, но Ричардсона уже не могли остановить подобные преграды — протиснувшись в зазор между двумя сложившимися «домиком» плитами, он оказался внутри длинной сумеречной комнаты.

Нервное напряжение не отпускало, тело по-прежнему лихорадило, словно у него начался жар, бедро пульсировало нестерпимой болью, но тем не менее он прополз еще пару метров по захламленному полу, прислонился спиной к уцелевшему участку стены и только тогда огляделся вокруг.